Сванетия: The Wall. Рассказ Евгения Макияна

Представляем вашему вниманию рассказ участника сборов ФАиС г.Киева в Ушгули, Евгения Макияна. Огромное спасибо, за интересный, сочный и увлекательный рассказ и что поделился впечатлениями!!!

После недавно прошедшего дождя лес, растущий на склонах гор, будто горит. Нагретая теплыми солнечными лучами вода превращается в пар и бледными комками отрывается от деревьев, чтобы там, в небе, эти обрывки объединились в полноценные тучи и снова пошёл дождь.

Первый день у подножия Безенгийской стены был смазан грязью дороги по ущелью и размыт моросящим дождем. Но мы проснулись согретые лучами солнца и принялись устанавливать лагерь на том берегу реки Ингури. Альпинистский лагерь под эгидой Федерации альпинизма и скалолазания города Киева. И тут, при свете дня, стало понятно, насколько эта стена мощная и огромная. Кажется, что при желании она смахнет любого самонадеянного альпиниста, как букашку. И если кто-то взошел, то это не его заслуга, а её недосмотр. Впечатление почти как от Гималаев. А где-то там, за стеной, уже Россия. Я никогда не видел её (стену) раньше, но уверен, что за последние годы эта стена стала выше. Кстати, тот самый фильм «Вертикаль», одну из ролей в котором сыграл Высоцкий с соответствующими песнями про друзей и так далее, снимался именно в Сванетии. 

– Мне кажется люди, которые идут в горы, это не просто дураки. Это – предатели, – сказала она после просмотра фильма «Эверест», в котором была показана трагическая судьба одного восхождения.

– Почему? – удивился я.

– Я понимаю людей, чья профессия непосредственно связана с риском, – пояснила она. – Пожарные, полиция, военные. Это – часть их повседневной жизни. В этом есть смысл. А зачем вот так бессмысленно рисковать своей жизнью? Это предательство по отношению к тем, кто тебя любит.

Как правило, все служащие аэропортов, в не зависимости от положения и должности, всегда аккуратно одеты. Что-то есть в самой атмосфере здания. Ты чувствуешь себя в особенном месте. Это не вокзал. Всё наполнено особенным смыслом. И когда ты оказываешься на взлетном поле, ты понимаешь почему. Это что-то вроде храма, где поклоняются летающим железным птицам. Которые, конечно, больше чем просто машины.

Когда за порогом киевского аэропорта стояла более чем тридцатиградусная жара, в очереди на регистрацию рейса в Грузию можно было наблюдать настоящее шоу фриков. Здесь стояли люди обутые в тяжёлые ботинки, в водонепроницаемых штанах, флисках, пуховиках и касках на головах. Чего не сделаешь ради того, чтобы не платить за перевес?

В самолете летели подвыпившие грузины.

– Ты грузин? – обращались к соседям славянской внешности. – Нет? Жалко! Тогда учись!

Во время взлета в напряженной тишине они затянули какую-то песню. А потом делали вид, что пристают к стюардессам. Выйдя из аэропорта в Кутаиси, мы первым делом поставили ожидающий нас микроавтобус на «ручник», так как он едва не укатился, когда первый из нас ступил на его подножку.

Кстати, я так понял, что баллоны с газом можно купить прямо в здании аэропорта.

Наш дальнейший путь лежал через супермаркеты Зугдиди. Местия выглядит прилизанным туристическим городком, в котором, тем не менее, продолжается ремонт.

Ещё я вспомнил, что в мое прошлое посещение Грузии водитель, который перевозил нас от одного городка с церковью к другому, рассказывал не то анекдот, не то реальный случай, связанный со сванами.

«Сваны – очень специфические люди, – сказал тогда он. – Они гостеприимны, но у них плохо с чувством юмора». По его словам, один его знакомый сидел за столом в доме свана, когда позвонила жена и спросила, где он? Грузин серьёзным голосом ответил, что в бане с девками. Что очень обидело хозяина, который принимал его в кругу своей семьи, где были его дочери и жена.

Вообще мне показалось, что образ брутальных сванов пестуется самими грузинами. Сванетия для них что-то вроде местной Сибири, где живут очень суровые люди. И они с готовностью рассказывают истории это подтверждающие.

Так Костя, грузин и член нашего отделения, рассказывал, как в одно из его посещений Сванетии кто-то из местных только то и делал, что рассказывал ему, сколько людей здесь ежегодно гибнет от кровной мести. Костя и сам поведал нам историю про сожженных в башне людей, выброшенного в окно ребенка, который спасся и затем убил сорок обидчиков. По закону гор!

Впрочем, вдруг всё это правда, а я тут раскудахтался?

Когда-то давным-давно я читал, будто все мужчины склонны переоценивать свою внешность, а женщины свои деловые способности. Аня Ясинская, которая была не только руководителем нашего отделения, но и одним из главных функционеров всего мероприятия, является исключением.

Еще в Киеве я заметил, что у неё своеобразная манера говорить тихо и глядя куда-то в пол. Но вдруг в конце речи, когда надо спросить, кто ещё не сделал копию документов или ещё что-то в этом роде, она резко поднимает глаза. И перед её светлым взором всегда почему-то оказывался я. В не зависимости от количества людей вокруг. Мне тут же приходилось оправдываться, что я-то сдал первым. А вот в первый же вечер, когда мы приготовили ужин, нам пришлось искать нашего инструктора, чтобы накормить. Я ходил от палатки к палатке. Аню только что видели тут и тут, но срочные дела влекли её куда-то ещё. Мы сделали это в тот вечер и впредь повторяли каждый раз перед ужином в базовом лагере. Всё отделение дружно кричало хором: «Аня, домой! Кушать!».

В первый же вечер нас пригласили на собрание, где Аня объяснила, что нельзя прикармливать местных: собак и сванов. Милые лохматые песики, некоторые из которых размером с небольшого телёнка, сначала просят, а потом требуют свой кусочек тушёнки. Также и с местными жителями. Сначала они подвозят девушек на лошадях, а потом приезжают жениться и сбивают палатки на скаку. По той же причине девушкам не рекомендуется ходить по лагерю в набедренных повязках, так как сваны могут нагрянуть в любой момент. Пить с ними также надо осторожно. Со сванами, не с девушками. А лучше вообще не пить. Так как отказать им сложно. И они тем больше наливают мужику, чем красивее девушка, приехавшая с ним.

– У нас есть поговорка, – добавил от себя Костя. – «Пьяный сван – плохой человек».

Так вот, что ещё рассказать про базовый лагерь? Всего в нескольких сотнях метров от него есть источник окрашивающий камни в цвет ржавчины. Свежий прохладный нарзан – это кайф в чистом виде. Особенно заметно паломничество к нему с утра.

150001_900

После посильной помощи в установки базового лагеря на правильном берегу Ингури, у нас была запланирована небольшая разминочная радиалка на Верхние ингурские стоянки. Предположительный набор высоты с примерно 2300, где стоит лагерь, до 2700 м. над уровнем моря. Но Аня повела нас ещё дальше. Туда, где заканчивается снежник и на пологом участке склона Вахушти ставят палатки те, кто, жертвуя некоторыми удобствами, хочет сэкономить от сорока минут до часа времени будущего восхождения. Место это носит неофициальное название Михалковских стоянок. От фамилии соответствующего инструктора. Высота около 3000 м.

Аня указала нам нитки будущих маршрутов. Мы оглядели место, где проведем ближайшие несколько дней. Чтобы дойти до маршрутов нужно пересечь снежное плато. Ниже видны те самые Верхние стоянки. К ним ведет белое полотно снежника, отделенное от плато узким гребнем. Тем, кто отправится на восхождение оттуда, надо подняться по снежнику, а потом, перевалив через гребень возле знакового камня, оказаться на плато. Нам – просто спуститься. Дальше более крутой белый подъем на Вахушти со скальными островами уже выше по склону. Вопросов ни у кого не было.

И тогда на совещании перед будущей постановкой лагеря осталось два главных вопроса.

– Так может быть не будем брать с собой вино? – предложил Вова.

Улыбчивого и добродушного на вид Вову в лагере видно издалека. Не по серьге в левом ухе и гриве волос, а по бицухе. Причем скорость его передвижения никак не вяжется с этой комплекцией.

– А возьмём только коньяк? – закончил он.

– И вот ещё что…, – я выдержал весомую паузу. – Кто будет спать с Аней?

Дело в том, что все палатки брать с собой мы не собирались. Предполагалось уплотниться. А пару Аня – Дима раскидать по другим палаткам.

При обсуждении описания и скорости прохождения маршрутов другими группами часто можно услышать: «…так, то были лоси…». Так было и у нас в Киеве. Но где найти этих лосей? А под «открывашку» 2А Буревестник (она же Ушгули Южная?) 3900 м. (или 3656 м.) я пришел, едва поспевая за своей группой. Интересно, лоси осознают, что они лоси?

Как всегда чуть не наложив при виде реального облитого тонким слоем льда и присыпанного снежком несложного, но незнакомого рельефа, я лез не только вставая на колени, но и цеплялся всем. Кажется, не исключая складок живота. Думаю, Миша Шалагин был бы мной недоволен.

На вершине никто почему-то не развернул флаг. Зато развернули кулечек с луком, салом и сухарями. И так бы и ушли без единого селфи, если бы не я.

Когда-то в Альпах, спускаясь по снежному склону после снежно-ледового занятия, я поскользнулся и поехал вниз. Но вместо того, чтобы зарубиться, отбросил ледоруб  сторону. А зачем он? Ведь при падении я упал на «страховку». К такому методу приземления меня долго приучали на занятиях единоборствами, а отмахиваться ледорубом я пробовал лишь пару раз. Хорошо, что тогда этого хватило, чтобы достаточно быстро остановиться. В этот раз спускаясь после «двойки» я опять поскользнулся, но слава богу не отбросил ледоруб, а увидев, что еду и набираю скорость, развернулся лицом к склону и зарубился. Так, с воткнутым ледорубом, меня протащило метра два. Я остался собой доволен. Это было единственное, чем я был доволен в тот день.

Вечером, сидя в палатке, услышал низкий рокот.

– Что это? Самолет? – задал я вопрос вслух.

– Нет. Лавина, – ответил Марик.

Края каменной чаши, окружающей ту самую снежную долину, постоянно осыпались лавинами и камнепадами. А следующим утром я принял важное решение и… не пошел. На тот же Буревестник по маршруту 3А. Решил отдохнуть. У меня была отдышка и немного побаливала голова.

И пока я спал в одиночестве, мне снилось, что иду и проваливаюсь в глубокий рыхлый снег. Я приоткрывал глаза и во входном проеме палатки наблюдал, как тени облаков медленно плывут по склонам Шхары. И закрывал их вновь.

И как-то сквозь сон услышал голоса. «Возможно, какая-то группа проходит мимо, – подумал я». И выглянул наружу. Никого не было, и я опять уснул. Потом ситуация повторилась. На этот раз мне показалось, что я даже смог различить мужской и женский голос. Выглянул – никого. И лишь потом догадался, что это ветер шумит, задевая штормовые оттяжки соседних палаток.

В тот же вечер мы всей группой уже были в базовом лагере. И должен заметить, что после нескольких дней пребывания на свежем горном воздухе при виде голых девичьих коленок я в чём-то начал понимать сванов.

Первый раз я встретил невысокого, но крепкого Бесо, когда мы уже почти вернулись после 2А на Буревестник и  до палаток оставалось каких-то двести метров. Он медленно взбирался вверх по склону в направлении нашего лагеря с огромным рюкзаком на плечах. Бесо перекинулся с Костей парой фраз на грузинском, подошел ко мне и протянул твердую загорелую ладонь.

– Поздравляю, – сказал он с грузинским акцентом.

Как потом выяснилось, Бесо не очень то и говорит на русском. И стесняется делать это, так как не хочет выглядеть смешно. Это могло бы стать проблемой тогда, когда мы все вместе пойдем на восхождение. Могло бы, но не стало. Кроме того, Костя постоянно был рядом. И должен заметить, всё отделение с восхищением следило за их диалогами. Нам нравились интонации и сам стиль речи.

Что интересно, грузины сванский язык не понимают. И Бесо, как и все сваны, говорит на двух языках. Ребята рассказывали, что стоя на «станции» он напевал сванские песни.  Кроме того, у сванского языка нет письменности. Его знание передается исключительно от человека к человеку.

А Костя такой, каким я и ожидал увидеть грузина ещё с прошлого путешествия — гостеприимный и готовый во всём прийти на помощь гостю. Мне кажется, именно так он нас и воспринимал. Как гостей. Ведь мы приехали в его страну.  Уже тогда, когда мы возвращались после двух восхождений и  нескольких дней проведенных на Ледовых стоянках, нам с Мариком нужно было заскочить на место старого лагеря на Михалковских, чтобы забрать закопанное там снаряжение. Костя, видя, что мне тяжело, дождался меня возле Ингурских стоянок. Составил компанию, частично разгрузив и сделав мой путь не таким скучным.

Я думаю, что некоторые восторженные девушки и целеустремленные юноши, читая эти строки, могут подумать, что восхождение в горах это исключительно романтика приключений, интересные люди и прекрасные панорамы. Но у всего этого есть обратная сторона. Плата за входной билет. Здесь необходимо отключать рецепторы, реагирующие на некоторые неудобства. Вечно сырую одежду во время круглосуточного пребывания на леднике, термобельё, ставшее второй кожей, крошки в спальнике от того, что кушать приходиться, не вылезая из палатки. Снег, который ты черпаешь прямо из тамбура и который, так или иначе, но попадает в палатку, делая спальник ещё более влажным.

В непогоду ты целые сутки можешь просидеть в палатке, ощущая, как горят большие пальцы на ногах. То ли от легкого обморожения, то ли  от постоянных ударов носком ботинка о твердый фирн. А следующим утром нужно заставить себя подняться и натянуть так опрометчиво оставленные на ночь в тамбуре ботинки, превратившиеся в сплошной кусок льда.

И вот после всего этого, возвращаясь в базовый лагерь, обвешанный немного лязгающими при каждом шаге карабинами, от чего ты сам себе немного напоминаешь средневекового рыцаря, встречаешь солнце и понимаешь, почему предки так ему поклонялись. Одежда сохнет, и жизнь уже не кажется такой унылой.

Но с богами не всё так однозначно. Во время подъема на плато к Ледовым стоянкам, когда мы, следуя за Аней, блуждали среди трещин и перебирались через снежные мостики, заглядывая в глубокие провалы, солнце, отраженное от снега, палило нестерпимо. И любой порыв ветра мы воспринимали как глоток свежего воздуха. Но стоит солнцу скрыться, мороз пробивает сквозь все слои одежды. Это боги Гор смеются и играют с нами.

В непосредственной близости от Ледовых стоянок находятся Окрос-Чардахи, Нуам-Куам и Мирангула (4250 м.). Восхождение на последнюю заняло у нас что-то около 17 часов. Кто-то скажет, что мы слишком перестраховывались: шли со станциями там, где можно было идти одновременно. Не висли втроем на дюльферную веревку. Но мне все же кажется, что мы двигались так потому, что нас было слишком много, не все работали слажено и, в конце концов, с нами был я. А я считаю, что тут как с автомобилем: сначала нужно научиться водить правильно, а потом уже быстро. Скорость придет тогда, когда будешь точно знать, где нарушить безопасно. Наверно поэтому у самой вершины мы были что-то около 16-00.

153106_900 152272_900 150915_900

Возвращались по пути подъёма. И меня от холода уже трусило. Наверно, в том числе и это стало причиной нашей куда более слаженной работы. На крайнем дюльфере мои ноги неожиданно провалились в предательский снег. Белый покров легко ушел куда-то вниз, и я завис над темной пустотой трещины. А вы говорите «одновременное движение».

Уже когда стемнело и мы двигались вниз связками, Аня, Дима и Вася, идущие впереди и ниже меня неожиданно остановились. Аня велела мне встать «на ледоруб», а они начали какую-то лихорадочную работу с веревками. В темноте я видел только свет фонариков и то, как они перебирают веревку стоя рядом. «Рыбу они там ловят, что ли? Как будто тянут сеть. Что-то там не так…», – подумал тогда я. И оказался прав. Когда мне велели идти, оказалось, что нужно будет с разбега перепрыгнуть через не очень надежный снежный мостик над трещиной. Что я и сделал. Кстати, уже потом в лагере Аня сказала, что, возможно, мы и в палатках стоим над трещиной.

Залезая в спальник той ночью, я клялся, что с меня довольно. Дайте спуститься, а там: «рюкзак, маршрутка, Батуми». И так я говорил себе после каждого восхождения. Но до Батуми так и не добрался.

Наверно всем известен силуэт двуглавой Ушбы. Нет, там я не был. Мы видели её только издалека уже на обратной дороге из Ушгули в Местию. Но и этого достаточно, чтобы понять, насколько это величественная гора. Она восхищает и, одновременно, пугает. Но у неё есть младшая сестра. Окрос-Чардахи (4100 м.) такая же двуглавая. И её очертания чем-то напоминают Ушбу. Но не такая высокая и суровая.

Ранним утром перед восхождением на неё Аня была не в духе. Но на самом деле мы все, чувствуя её настроение, слушали затаив дыхание и склонив головы. А внимательны были как никогда. Наверно, в том числе поэтому, наше восхождение заняло каких-то семь часов. Что, по сравнению с Мирангулой, казалось нам детским лепетом. И это была та вершина, когда мы, наконец, развернули флаг.

Успели сходить в «окно», когда была хорошая погода. Правда, ещё несколько часов занял путь вниз на плато. А затем часть из нас, кто не желал идти траверс Окрос-Чардахи — Буревестник, отправилась в базовый лагерь. Это были я, Марик и Костя.

150670_900 150371_900 150225_900

Наш самостоятельный с Мариком поход на Вахушти (3846 м. или 3879м., или 4000 – показания разнятся) по снежно-ледовой 2Б я считаю самым интересным восхождением за этот выезд. Здесь было всё: драма, триллер, детектив и комедия. А самостоятельное оно было потому, что Маркияну, чтобы закрыть второй разряд, нужно было сходить маршрут в качестве руководителя группы. В роли группы выступал я. И должен заметить, что движение без инструктора – это нечто другое. Здесь твои глаза раскрыты, а чувства обострены. Хорошо, что Марик – куда более опытный альпинист, чем я.

Все расспросы о будущем восхождении не сулили ничего сложного. Нам обещали, что мы легко взойдем и что там вообще «нигде связываться не надо». Отчасти поэтому, а отчасти потому, что устали от снега, решили ночь перед восхождением провести на Верхних ингурских стоянках. К тому же, наконец, установилась прекрасная погода. Дождя не было уже пару дней. А значит, не надо спешить забежать на вершину в короткое «погодное окно».

И, должен заметить – это было правильное решение. Хотя бы потому, что здесь, на Ингурских стоянках, ты действительно отдыхаешь. Несмотря на то, что в паре десятков метров уже начинается снежник, от которого то и дело тянет прохладой, здесь растет трава, цветы и есть проточная вода. А днем даже можно полноценно просушиться.

Но главное – здесь очень красиво! Если подняться чуть выше на пригорок, то открывается обзор на все ближайшие вершины, на всю Стену, которая окружает тебя. Но не только ты видишь её. Ты чувствуешь на себе взгляд. Кажется, горы тоже смотрят на себя. Ты на блюде у великанов.

Забегая вперед, скажу: очень хорошо, что мы послушали совет Олега и вышли в четыре утра, а не в пять, как планировали. Бодро промаршировав по снежнику вверх, мы вышли на Ингурский ледник и остановились у места подходящего по описанию на то, где надо взять круто вверх.

Начали движение довольно бодро. Достали ледорубы и связались уже только тогда, когда фирн стал очень жестким, склон крутым, а я провалился ногой в какую-то яму, как всегда возле камня.

 

В какой-то момент, остановившись передохнуть и обернувшись, мы увидели, как восходящее за горой, на чью вершину мы поднимались, солнце сплело на небе странный узор. На фоне оранжевого горизонта остались борозды темного неба, сходящиеся в одну точку. Сейчас я думаю, что это были тени вершин, но тогда это было просто красиво.

Полюбовались, и Марик полез через стрёмный бергшрунд с небольшим участком натечного льда. А я остался страховать его через ледоруб. Когда настала моя очередь подниматься, я хлопнул себя по карману, ощупал каску и понял, что забыл в палатке очки, которые подготовил ещё вечером. В груди похолодело. В голове тут же пронеслись все истории про «снежную слепоту».

Я сообщил о своем открытии Марику, и он высказал единственную правильную мысль: «надо двигаться быстрее». Теперь я не радовался тому, что, почти на сто процентов, день будет солнечным. Но у нас было время в запасе, так как ещё рано и солнце встает с другой стороны склона. Мы идем почти точно на восток.

Легко сказать «двигаться быстрее». Все знают, что я хожу медленно. Но тут припустил неожиданно быстро. Почти без отдыха. Впереди лежало крутое фирновое поле. Марик двигался в «три такта», а я в три, четыре, а то и все пять, не брезгуя коленями, хватался за твердый снег свободной рукой, полз и вбивал ледоруб «клювом» – лишь бы не останавливаться.

Иногда я оборачивался и видел как сзади и чуть слева ко мне подступает линия раздела света и тени. Это придавало мне сил. Уже потом Марик сказал что-то вроде: «Иду, смотрю, Жека не отстает. Я удивился. Прибавил шагу. Жека не отстает». Так что солнце встретило нас уже на вершине, представляющей из себя небольшой скальный участок в форме хохолка на белом гребне, через пять с половиной часов после выхода из лагеря.

Перед вершиной встретили пару из Кировограда. Они неожиданно возникли на белом полотне откуда-то слева. Ингульчане или ингульцы (как сейчас правильно, кто знает?) угостили нас конфетками. И отправились вниз по пути подъема, пожелав нам удачи и сказав, что в прошлом году уже спускались по 1Б. Они, таки, что-то знали. Мы же намеревались идти домой по «единичке». Это немного расслабило: «Единичка, ну что там такого?» К тому же галоп по дороге наверх меня несколько утомил и я начал терять концентрацию.

Наверно поэтому на вершине мы задержались несколько дольше, чем следовало бы. Солнце уже светило во всю, и надо было что-то решать с глазами. Сначала я прикрыл их повязкой из бинта, сквозь сеточку которого что-то было видно. Но быстро понял, что это не дело. Бинт только больше раздражает, постоянно задевая веко и поверхность глаз. В результате Марик менялся со мной своими очками. Мы одевали их по очереди. За что ему огромное спасибо! Благодаря этому всё обошлось и, впоследствии, у меня не было никаких симптомов ожога.

Но дорога назад по «единичке» – это что-то. Следуя по гребню, необходимо преодолеть несколько буквально рассыпающихся под ногами «жандармов» (скальных выступов). В том числе моим любимым способом – лазаньем вниз. А последний из них вообще надо обойти. Мы это поняли не сразу, так как предельно много расспросили о том, как идти наверх, но не о том, как спускаться. Поэтому потеряли какое-то время в поисках пути. В итоге вернулись к видимым следам, и нашли обходной путь, уходящий за снежный гребень и забирающий почти на сто восемьдесят градусов в обратном направлении.

К этому моменту чай в термосе давно закончился. Солнце пекло нестерпимо, и мы, даже, попробовали на вкус снег. Следуя инструкции, не желтый, а девственно белый.  Каковой же была моя радость, когда на спуске среди камней нашли ручеёк. Напились и даже набрали, показавшуюся неимоверно вкусной, прохладную воду в термос. Почти как на Казбеке.

Но это был не конец. Ручей остался прямо за моей спиной, а дальше лежал, кажущийся не таким уж сложным, спуск вниз. Идти можно было двумя путями: по скалам, как уже спустился Марик, или по снегу, где кто-то тоже оставил свои следы. Я выбрал последнее (если что, между маршрутами полтора метра разницы). Но двигался не прямо по следам, а чуть ближе к скалам, чтобы спрямить связывающую нас веревку. Шаг, второй. Обе обутые в кошки ноги неожиданно уходят вниз и вверх. Под тонким слоем снега оказался лёд, вероятно образовавшейся из воды, вытекающей из ручья выше по склону. Я тут же перевернулся лицом к склону, чтобы зарубиться. Как тогда на Буревестнике. Но не получилось. Лёд был слишком твердым. В панике я только успел крикнуть: «Марик, страхуй, блять!» В свою очередь, он накинул веревку на ближайший камень, чтобы я не улетел, но, так как был значительно ниже, моего падения это не остановило. Я проехал метром пять и на всей скорости ударился ногами о сыпуху, перевернулся в воздухе и двинулся головой в каске о камни. Это к вопросу, о необходимости её ношения в горах.

Минут пять я просидел в нокдауне. Болело колено и рассеченная камнем кисть. После удара головой осталась небольшая ссадина над бровью. А ещё я не мог прийти в себя. От переполняющих меня в момент кувырка эмоций. Но вскоре стало понятно, что серьезных, кроме психологических, травм нет. Колено функционирует нормально. И мы продолжили движение. Правда, и без того осторожный я, стал двигаться ещё медленнее. Дул на воду.

Этот поход занял у меня часов одиннадцать-двенадцать (на Михалковских стоянках я отцепился от Марика и он пришёл раньше меня). Всё из-за затянувшейся дороги назад. И на этом активная часть выезда подошла к концу. Осталось сходить на экскурсию в Ушгули и успеть на рейс домой.

Переезд из Ушгули в базовый лагерь и обратно – само по себе приключение. Тебя кидает по кузову, слышен скрежет передачи. Под колесами камни и ручьи. Кажется, старый советский тарантас вот-вот развалится. Если судить по тому, как грубо слеплены эти машины, это должно было случиться много лет назад. Но они на ходу. Кто сказал, что советский автопром делал плохие автомобили? Просто они не созданы для дорог.

В это раз за день до отъезда я решил пешком прогуляться до самого Ушгули. Налегке идти часа полтора. Стояла прекрасная солнечная погода. В какой-то момент обнаружил себя посреди огромного поля цветов, зажатого между краями ущелья. Именно такое, как в мультфильме про Алису Селезнёву, когда коварная поверхность переворачивалась и открывала ловушку для звездолёта. С одной стороны ущелье более пологое и лишь кое-где покрыто кустарником. То тут, то там лежат огромные камни, которые перетаскивали великаны. В роли великанов, конечно, выступал ледник.

С другой – склоны более крутые и, ближе к лагерю, поросшие березовым лесом. Потому, наверно, и круче, что лес хранит их от эрозии. А лес, в свою очередь, сохранился потому, что домашнему скоту туда добраться проблематичнее. Если обернуться, то в лучах солнца видно Стену, поддернутую какой-то полупрозрачной дымкой, делающую фон каким-то нереальным. В своё время я не сразу понял, почему картины Рериха написаны в таких своеобразных тонах. Но это один из тех моментов, которые всё объясняют.

Кроме меня по этой дороге в обоих направлениях снуют стада коров и разношерстных туристов всех национальностей и на любом транспорте. Среди них быки с изогнутыми рогами в виде полумесяца, как на фресках минойской цивилизации. Среди коров, конечно, не среди туристов.

Дойдя до села, я, первым делом, зашел в небольшое кафе утолить жажду. В Грузии надо пить прекрасный лимонад. Там он, как говорит Марик, «заходит» почему-то куда лучше, чем дома. Кстати это «заходит» стало для меня мемом этого путешествия. Марик употреблял его относительно всех продуктов, которые хорошо идут: от вермишели быстрого приготовления в палатке на леднике, до литра водки, который мы, от переполнявших нас эмоций, опрометчиво заказали по рации, сидя всё в той же палатке, и который нам доставили в лагерь вместе с остальными продуктами.

– Здравствуйте. Сколько стоит лимонад? – спросил я вышедшую мне навстречу женщину.

– Вы из Украины? – задала она встречный вопрос.

– Да, – ответил я.

– Тогда два.

Я, конечно, заплатил, но так и не понял: это много или мало?

Прогуливаясь по Ушгули, ты будто попадаешь в огромный музей двенадцатого века. Всё такое каменное и деревянное. Очень, как говорят, атмосферно.

С первого взгляда кажется, что все эти знаменитые сванские башни на одно лицо. Но если присмотреться, понимаешь, что двух одинаковых нет. Вот невысокий толстяк, который так и  не отлепился от мамы, а вот одинокий и, наверно потому, худой гордец. Есть и надгробие в виде башни.

В Ушгули найдутся и такие замечательные грузинские балкончики. Слегка покосившиеся, как и многое другое. Вездесущие коровы бродят по развалинам. В пыли на дороге вольготно расположились добродушные псы размером с тех самых телят.

Но башни — не единственное интересное. Двери! Они деревянные, старинные и каждая такая особенная. Я сфотографировал одну из них. На секунду отвлекся и, когда вновь посмотрел на неё, увидел, что, казалось плотно закрытая дверь, немного приоткрылась. Мамой клянусь! Но войти не решился. Зато дверь в настоящий музей была закрыта.

В аэропорту Борисполя Ваня специально ходил узнавать в справку — провозить карабины можно! Конечно, речь идет о железных няшках, а не о СКС. Ведь так велик соблазн взять тяжелый, но сравнительно небольшой комочек в ручную кладь. В аэропорту Кутаиси я решился на эксперимент. Но таможенники не пустили. Не то, чтоб они сильно пререкались. Возможно, если бы я закатил скандал и пошел до конца, меня бы пропустили. В этом аэропорту. А так завели в комнату, где сортируют уже прошедший взвешивание багаж, и я сам засунул их в свой рюкзак. Так что  эксперимент считаю завершенным. Рисковать не стоит.

Теперь, после всех этих качелей от дикого ужаса до восхищения, от холода до нестерпимой жары, можно подвести некоторый итог.  Исцарапанные руки, ноги в ссадинах и синяках, порванные кошками штаны. Но парадокс в том, что колено, которое почти всегда ноет в Киеве, через пару дней скачек перестает чувствоваться. На леднике проходят мелкие простуды. Наверно организм активизируется с перепугу. «Какая простуда? – думает он. – Какое колено, брат? Тут бы выжить».

Зачем люди идут в горы и занимаются другими подобными видами спорта? Потому, что это и есть жизнь. А какая альтернатива? Целый день перед монитором? Если бы вы знали, какими маленьким кажутся самые большие офисные пространства после самой тесной палатки в горах.

Полный текст и фото в ЖЖ Евгения Макияна 

P7130201 157390_900

0 Comments

Leave a reply

CONTACT US

We're not around right now. But you can send us an email and we'll get back to you, asap.

Sending

©2024  ФЕДЕРАЦИЯ АЛЬПИНИЗМА И СКАЛОЛАЗАНИЯ ГОРОДА КИЕВА

Log in with your credentials

Forgot your details?